Сила уязвимости
Что заставляет людей чувствовать себя уязвимыми? Как они борются с этим чувством? В чем тогда сила уязвимости? Как использует силу уязвимости полноценная личность? – на эти другие вопросы отвечает Брене Браун со свойственными ей чувством юмора и глубиной восприятия жизни.
VALUE — PSYCHOLOGY представляет лекцию TED ученого-исследователя, профессора университета Хьюстона, психолога Брене Браун.
Несколько лет назад мне позвонила организатор мероприятия, на котором я собиралась выступать. Она позвонила и сказала: «Я не знаю, что написать о тебе в этой листовке». Я подумала, а в чём проблема? Она сказала: «Просто я видела твоё выступление, и я собираюсь назвать тебя исследователем, но, боюсь, что если я тебя так назову, никто не придёт, потому что все решат, что ты скучная и вообще не в тему». И она продолжила: «Но мне понравилось твоё выступление, ты — хороший рассказчик. Поэтому я думаю, что просто назову тебя рассказчиком».
И, конечно же, академическая неуверенная в себе часть меня воскликнула: «Как ты собираешься меня назвать?» Она ответила: «Я собираюсь назвать тебя рассказчиком». Я — ей: «А, может, волшебным эльфом?» А потом: «Дай-ка подумать». Я попыталась собрать всё своё мужество. И я подумала, я — рассказчик. Я анализирую качественные показатели, я собираю истории. Это то, чем я занимаюсь. И, может быть, истории это просто информация, поданная с душой? И, может быть, я просто рассказчик? И поэтому я сказала: «Знаешь что? Почему бы меня просто не назвать «исследователь-рассказчик»?». А она на это: «Ха-ха. Такого не бывает!»
Итак, я исследователь-рассказчик, и сегодня я собираюсь рассказать вам несколько историй, мы говорим о теме восприятия, и поэтому я хочу вам рассказать несколько историй о части моего исследования, которое фундаментально расширило моё восприятие, действительно изменило мой образ жизни, отношение к любви, работе и родительским обязанностям.
Отсюда начинается мой рассказ.
Когда я была молодым учёным, докторантом, в первый год у нас был профессор, который сказал нам, «Значит так, всё, что не поддаётся измерению, не существует». И я подумала, что он просто заигрывает со мной. Я спросила: «Честно?» — Он ответил: «Абсолютно!».
И я хочу, чтобы вы поняли, что у меня степень бакалавра и степень магистра по социальной работе и я работала над получением степени доктора по социальной работе, поэтому вся моя научная карьера была окружена людьми, которые как бы считали, что жизнь это хаос, люби её такой. А я считала так: жизнь это хаос, её надо почистить, организовать, и сложить в красивую коробочку.
И вот, представьте, я нашла свой путь, начала строить захватывающую карьеру, как говорят соцработники, «погрузилась в рабочий дискомфорт». А с дискомфортом я привыкла делать так: ударить его по голове, отодвинуть и получить одни пятёрки. Такова была моя мантра. Поэтому я была в радостном предвкушении. И поэтому я думала, что это карьера именно для меня, потому что меня интересуют запутанные темы. Я хочу научиться их распутывать. Я хочу их понять. Я хочу внедриться во всё, что важно, и разгадать шифр, чтобы все могли увидеть.
Итак, я начала с отношений. Потому что, к тому времени я, как ты 10 лет проработал соцработником, начинаешь осознавать, что мы здесь ради отношений.
Отношения — цель и смысл нашей жизни. В этом вся суть. Не важно, общаешься ли ты с людьми, которые работают в сфере социальной справедливости, психического здоровья, насилия и беспризорности, мы знаем, что отношения, способность ощущать привязанность — это то, как мы связаны на уровне нейробиологии, это то, почему мы здесь.
Поэтому я подумала: «Знаете что? Я начну с отношений!»
Вам знакома такая ситуация, когда начальник оценивая вашу работу, говорит, что вы отлично справляетесь с 37 пунктами, но есть один — «возможность для роста»? И всё, о чем вы можете думать, это эта самая «возможность для роста»? Очевидно, моя работа пошла таким же путём. Потому что, когда я спрашивала людей о любви, они рассказывали мне о разбитых сердцах, когда я спрашивала людей о принятии, они рассказывали мне о самых мучительных переживаниях отверженности, и когда я спрашивала людей про отношения, они рассказывали мне истории про утрату отношений.
Очень быстро — через 1,5 месяца после начала исследования — я наткнулась на безымянное понятие, которое раскрыло отношения с такой стороны, которую я не понимала или никогда не видела. Поэтому я отошла от своего исследования и стала разбираться, что это такое. Оказалось, что это — стыд.
Стыд — это страх утраты отношений. Есть ли во мне что-то такое, что может сделать меня недостойным отношений с другими людьми, когда они об этом узнают? О стыде я могу многое рассказать: это глобальное явление, присутствует у всех. Не чувствуют стыд только те люди, которые не способны сочувствовать или вступать в отношения. Никто не хочет об этом говорить, и, чем меньше об этом говорят, тем больше оно присутствует. Что подкрепляет чувство стыда? Это выражение: «я — недостаточно хорош». Нам всем знакомо это чувство: «Я недостаточно светлый, недостаточно стройный, богатый, красивый, умный, продвинутый». В основе стыда лежит сильнейшая уязвимость, мысль о том, чтобы отношения состоялись, мы должны позволить людям увидеть нас такими, какие мы есть на самом деле.
И вы знаете, как я воспринимаю уязвимость. Я ненавижу уязвимость. И поэтому я подумала: вот мой шанс напасть на неё с моей измерительной палкой. Я начинаю атаку, я собираюсь со всем этим разобраться, потратить год, разложить стыд по полочкам, понять, как работает уязвимость, и перехитрить её. Итак, я была готова, и пребывала в радостном предвкушении. Вы уже поняли, что из этого ничего не вышло.
Я могла бы вам много рассказать про стыд. Но вот к чему это сводится. И это, может быть, одна из самых важных истин, которую я усвоила за десять лет этого исследования. Мой один год превратился в шесть лет, тысячи историй, сотни длинных интервью, фокус-групп. Был период, когда люди присылали мне страницы своих дневников и присылали свои истории — тысячи историй за шесть лет. И, похоже, что я разобралась с этим.
Я похоже поняла что такое стыд, и как он работает. Я написала книгу, опубликовала теорию, но что-то было не в порядке, и это что-то заключалось в следующем: если взять опрошенных мною людей и приблизительно разделить их на людей, у которых на самом деле есть чувство достоинства, а это сводится к тому, что у этих людей сильное чувство любви и принятия, и на людей, которые борются за это, людей, которые сомневаются, насколько они хорошие, — была только одна составляющая, которая отделяла людей, у которых есть сильное чувство любви и принятия, от людей, у которых с этим большие трудности. И она заключалась в том, что люди, у которых есть сильное чувство любви и принятия, верят в то, что они достойны любви и принятия. Вот так. Они верят, что они этого достойны. Для меня сложность, которая мешает отношениям, — это наш страх того, что мы недостойны отношений, — представляла личный и профессиональный интерес, я чувствовала, что это надо лучше понять.
Итак, что я сделала?
Я взяла все интервью, где я видела достоинство, где я видела, что люди живут таким образом, и стала их изучать. Что у этих людей общего? Я взяла красивую папочку и маркер «Шарпи» и задумалась, как мне назвать это исследование? И первые слова, которые пришли мне в голову, были «искренние». Эти люди искренние, их жизнь проистекает из глубокого чувства достоинства. Поэтому я подписала папку и начала изучать информацию. Мне пришлось вернуться ко всем тем интервью, вытащить те истории, события. В чём тут суть? Какова модель поведения? И вот, что я обнаружила.
Что у них было общего, так это чувство мужества. И я хочу провести различие между мужеством и отвагой. Мужество (courage) — происходит от латинского слова cor, что означает сердце, — и первоначально, когда это слово впервые пришло в английский язык, оно означало — рассказать историю о том, кто ты есть, от всего сердца. Итак, у этих людей было, просто говоря, мужество быть несовершенными. У них было сострадание, чтобы быть добрыми в первую очередь к себе и затем к остальным, потому что, оказывается, невозможно испытывать сострадание к остальным людям, если мы не можем относиться по-доброму к себе. И ещё, как результат своей искренности, они были готовы отказаться быть такими, какими они должны были бы быть, по их представлениям, ради того, чтобы быть теми, кто они есть на самом деле, а это непременное условие для того, чтобы отношения состоялись.
У этих людей было, просто говоря, мужество быть несовершенными. У них было сострадание, чтобы быть добрыми в первую очередь к себе и затем к остальным, потому что, оказывается, невозможно испытывать сострадание к остальным людям, если мы не можем относиться по-доброму к себе.
У таких людей было еще кое-что общее. Они полностью приняли уязвимость. Они считали, что то, что сделало их уязвимыми, сделало их прекрасными. Они не говорили о том, что состояние уязвимости удобно, но они также не считали уязвимость чем-то невыносимым. Они просто были уверены, что это необходимо. Они говорили о готовности сказать первыми «я люблю тебя», о готовности делать что-то, когда нет никаких гарантий, о готовности спокойно дождаться звонка от врача после того, как тебе сделали маммограмму. Они готовы вкладываться в отношения с человеком, которые, возможно, сложатся, а, возможно, и нет. Они считали, что всё это имеет первостепенное значение.
Лично я считала это предательством. Я поверить не могла, что я поклялась в верности научному исследованию. Определение исследования — это контролировать и предсказывать; изучать феномены ради ясной цели — контролировать и предсказывать. И тогда моя миссия контролировать и предсказывать натолкнулась на ответ, что жить надо, не боясь быть уязвимой, и перестать контролировать и предсказывать. Это привело к небольшому нервному срыву — который на самом деле не был небольшим. Я назвала это нервным срывом, а мой психотерапевт называет это духовным пробуждением. Духовное пробуждение звучит лучше, чем нервный срыв, но, уверяю вас, это был нервный срыв.
Когда мы действуем исходя из убеждения, что «я – полноценная личность», тогда мы перестаём кричать, и начинаем слушать, тогда мы относимся добрее и нежнее к окружающим нас людям, и добрее и нежнее к себе.
И мне пришлось отложить всю информацию и идти искать психотерапевта. Знаете, можно много узнать о себе, когда звонишь друзьям и говоришь: «Я думаю, мне надо сходить к кое-кому на приём. Можешь кого-нибудь посоветовать?» Потому что примерно пятеро из моих друзей отреагировали так: «Ууу. Не хотелось бы мне оказаться не месте твоего психотерапевта». Я говорю: «Что это значит?» А они в ответ: «Знаешь, просто хочу сказать тебе, не бери с собой измерительную палку».
Итак, я нашла психотерапевта. На первую встречу с Дианой я принесла описание того, как живут искренние люди. Она спросила, как дела, я ответила: «Прекрасно, у меня всё хорошо». Она спросила, почему я здесь, я ответила, что у меня есть трудность. Это психотерапевт, который работает с психотерапевтами, потому что мы должны ходить к ним на прием, потому что у них хорошие измерительные приборы. Она спросила: «В чём трудность?» Я ответила: «У меня проблема с уязвимостью. Я знаю, что уязвимость это то, откуда исходит стыд и страх и наша борьба за значимость, но, оказывается, из неё также рождается радость, творчество, принятие, любовь. И я думаю, у меня есть проблема, и мне нужно немного помочь». И я добавила: «Только, пожалуйста, никаких разговоров про семью, ничего про детство. Мне просто нужны некоторые стратегии». И тогда она сделала такое лицо… Я и спрашиваю: «Всё плохо, да?» А она мне в ответ: «Это не хорошо, и не плохо. Это просто то, что есть». И я сказала: «О Господи, я пропала».
С одной стороны так и получилось, а с другой стороны — нет. И на это ушло около года. Есть люди, которые, осознав важность уязвимости и нежности, перестают им противиться и начинают так жить, но а) ко мне это не относилось, и б) я даже не общалась с такими. Для меня это была личная драма, которая длилась целый год. Это был поединок. Уязвимость нападала, я нападала в ответ. Я проиграла битву, но, возможно, вернула свою жизнь.
И затем я снова вернулась к своему исследованию и провела несколько следующих лет, усиленно пытаясь понять, какие решения принимают эти искренние люди, и что мы делаем с уязвимостью? Почему мы так сильно боремся с ней? Одинока ли я в борьбе с уязвимостью? — Нет. Вот что я узнала.
Мы подавляем уязвимость, когда боимся быть неидеальными. Я хотела в этом разобраться, я опубликовала на Фейсбуке и в Твиттере такой вопрос: «Что для вас уязвимость? Что заставляет вас чувствовать себя уязвимыми?» И за полтора часа я получила 150 ответов: просить мужа о помощи, потому что я заболела, а мы недавно поженились; проявлять инициативу в сексе по отношению к мужу; по отношению к жене; получать отказ; звать на свидание; ждать, пока доктор перезвонит; быть уволенным; увольнять других — это мир, в котором мы живем. Мы живем в уязвимом мире. Мы пытаемся справиться с этим, зачастую просто подавляя уязвимость.
Мы — самое погрязшее в долгах, страдающее ожирением и зависимостями, и сидящее на лекарствах взрослое поколение за всю историю Америки. Проблема заключается в том, о чем я узнала в ходе исследования, что невозможно избирательно подавлять эмоции. Нельзя сказать: «Вот это для меня плохо. Вот уязвимость, вот горе, вот стыд, вот страх, вот разочарование, я не хочу это чувствовать. Я возьму пару бутылок пива и пирожное с кремом. Я не хочу это чувствовать». Господи! Нельзя подавлять эти тяжелые чувства, не подавляя другие наши эмоции. Их невозможно заглушать избирательно. Когда мы их подавляем, мы подавляем радость, подавляем благодарность, подавляем счастье. И тогда мы несчастны, и мы ищем цель и смысл, и мы чувствуем себя уязвимыми, и тогда мы берем пару бутылок пива и пирожное с кремом. И начинается заколдованный круг.
Нельзя подавлять эти тяжелые чувства, не подавляя другие наши эмоции. Их невозможно заглушать избирательно. Когда мы их подавляем, мы подавляем радость, подавляем благодарность, подавляем счастье.
Нам необходимо задуматься о том, почему и как мы подавляем. И речь идёт не только о зависимости. Всё, что неоднозначно, мы делаем определенным. Религия ушла от веры и таинства в определённость. Я прав, ты неправ. Закрой рот! Вот так. Определённо. Чем больше мы боимся, тем больше становимся уязвимыми, и тем больше мы боимся. Так в наши дни выглядит политика. Больше нет дискурса. Нет разговора. Только обвинения. Знаете, как «обвинение» описывается в исследовании? Способ выплеска боли и дискомфорта.
Мы доводим себя до совершенства. Но это не работает, потому что, что мы делаем? Берем жир из попы и переносим его в щеки. И я надеюсь, что через сто лет, оглядываясь назад, люди будут удивляться: «Вот это да!»
И, что наиболее опасно, мы пытаемся сделать идеальными наших детей. Позвольте рассказать, как мы относимся к детям. Они запрограммированы на борьбу, когда приходят в этот мир. И когда вы держите этого идеального младенца в своих руках, ваша задача не в том, чтобы сказать: «Посмотри, она само совершенство. Моя задача сохранить её такой идеальной — чтобы в пятом классе она играла в сборной по теннису, а к седьмому — поступила в универ». Мы должны делать не это. Мы должны посмотреть и сказать: «Знаешь что? Ты не идеальна и тебе придётся бороться всю жизнь, но ты достойна любви и принятия». Вот в чём наша задача. Покажите мне поколение детей, выращенных вот так, и мы покончим с теми проблемами, которые мы видим сегодня.
Мы притворяемся, что то, что мы делаем, не влияет на людей. Мы поступаем так в личной жизни, мы поступаем так на предприятиях: когда приходится брать экстренный заем в банке, или разливается нефть в море, когда отзывают ваш заказ, — мы притворяемся, что то, что мы делаем, не имеет огромного влияния на других людей. Я сказала бы компаниям: «Народ, мы уже бывали в переделках. Мы хотим, чтобы вы были искренними и честными и просто сказали: «Простите нас, мы это исправим»»
Но есть и другой путь и на этом я закончу. Вот, что я обнаружила: позволить, чтобы нас увидели до глубины души, со всеми вашими слабостями; любить от всего сердца, даже если нет никаких гарантий – и это, на самом деле, тяжело, как родитель могу вам сказать, что это чрезвычайно тяжело, – выражать благодарность и радость в те моменты, когда с ужасом думаете: «Можно ли мне любить тебя так сильно? Можно ли мне верить в это так страстно? Можно ли мне так горячо реагировать на это?» Просто остановитесь и, вместо того, чтобы сходить с ума о том, что может произойти, скажите: «Я благодарен, потому что, если я чувствую себя таким уязвимым, значит я — живой».
И последнее, как мне кажется, самое важное, это верить в то, что мы – полноценные личности. Потому что, когда мы действуем исходя из убеждения, что «я – полноценная личность», тогда мы перестаём кричать, и начинаем слушать, тогда мы относимся добрее и нежнее к окружающим нас людям, и добрее и нежнее к себе.
